verwirrt / crab and proud
Меня зовут Ник Маккарти, и я понятия не имею, зачем я все это пишу. Более чем странное начало, но ничего другого в голову не приходит. В голову вообще почти ничего не приходит, пустотелая оболочка черепа полнится разве что отголосками радио и заезженными до перманентной перемотки плейлистами айтьюнс. Нынче модно слушать те группы, у которых на майспейсе как можно меньше друзей - "дрочащая лапша", "я сара ты робот" или нечто отсылающее к старой школе вроде "иуды" (неужели никто им так и не написал о том, что такая группа уже когда-то была?). Поют они в целом об одном и том же, преимущественно о сексе, периодически - о любви. Детка, скачи на мне всю ночь, честное слово, кто-то все-таки должен написать им односложный мессадж о том, что секс вообще-то придумали не они.
На самом деле, я не это хотел сказать. На самом-то деле, я просто упражняюсь в чистописании, так что какая в сущности разница, о чем говорить.
Мне 35 лет, я живу в Глазго. Я пишу книги. То есть пишу-то я все, что придется - начиная с записей в ежедневнике и заканчивая не пресловутыми статейками в местные журналы о культурном наследии нации. Но самоцелью считаю все то, что обычно стоит в неспециализированных магазинах под вывеской "современная проза", "беллетристика" (чем-то надо жить) и очень здорово, если еще и "современная проза иностранных писателей". Тем не менее не каждому дано быть Дэном Брауном или Джоан Роулинг, впрочем не особенно хочется. Я с какого-то момента своей жизни вообще понял, что перегрузка сюжета избыточна до тошноты. Либо я, конечно, обленился до такой степени, что скоро банально обнищаю, потому что мой бумажный шлак никакие издательства принимать больше не будут, даже безвестный и сирый Arch. Об этом говорит, например, то, что через пару часов мне надо встретиться с редактором одного журнала. Редактор хочет, чтобы я вел у них колонку. Я даже не знаю о чем должна быть эта колонка, но, думаю, в любом случае писать я туда буду одно и то же. Предложений издаваться мне на голову особо не сыплется, мы оба с ним это знаем, так что вероятность того, что выжимать меня будут по полной пропорциональна метросексуальности этого самого редактора. Зовут его, кстати, Сэмуэль Буковский. Нет, не как Чарльз Буковски, а как тот русский диссидент то ли писатель, то ли нейрофизиолог.
Мне действительно странно писать сейчас о себе, потому что меня в жизни все вполне устраивает. Я не пишу о себе, не потому что боюсь сглазить, а просто потому что хочу оставить мою муторность своей собственной.
Я живу довольно далеко, в южном районе, от Клайд, у меня нет машины, у меня нет друзей, и в связи с этим я располагаю невероятным количеством времени, чтобы заниматься собственным просветительством. Я могу каждую неделю ходить на ночные показы, могу валяться дома весь день и читать, не мыть голову, не стирать носки и мне не надо будет беспокоиться о том, что за последние сутки мне никто не позвонил. Меня не смущает ходить на концерты в одиночку, так же, как не смущает в одиночку пить. Ведь по сути если посмотреть на всю нашу социальную структуру, то она просто создана для того, чтобы тебе было комфортно в полном одиночестве. Как там говорила Тетчер, что общества нет? Впрочем, она-то говорила о другом. Но на самом деле, если подумать, раньше на ступеньке выше борделей были танцевальные залы, где вечер можно было провести с симпатичной девушкой, предварительно купив билет на танец с ней. Сейчас анонимность у нас зашкаливает - ночные клубы, концерты, фестивали - какая разница, кого ты там встретишь, все равно никогда не запомнишь в лицо. Или, к примеру, все эти торговые центры, куда ехать хотя бы вдвоем - уже наказание, толпа в любом случае создает видимость причастности к чему-то, но на самом деле одному там быть проще. Впрочем, точно так же одному лучше сходить в продуктовый, в парикмахерскую или к портному. Даже сиденья в поездах ныне делают такими узкими, что поместиться в них можно только если принадлежишь к определенной весовой категории.
Интересно, люди действительно не замечают, насколько непоследовательно я пишу и говорю, или просто вроде как не хотят меня обидеть своими ремарками.
Я веду к тому, что если ты по-настоящему научился быть один, это истинное благословение. Если в один прекрасный момент ты можешь сказать, что все, что копится у тебя внутри, твои собственные внутренние разногласия и закопченные мысли, не нуждаются в изливании в чужие головы, значит, ты почти счастлив. Ну или хотя бы находишься более-менее в гармонии с самим с собой. Когда пропадает вся эта зудящая потребность в компанействе, в дружественности, в совместном времяпровождении, ты просто опираешься на собственную самодостаточность, в той мере, в какой она есть.
И да, я могу сказать, что научился жить сам с собой, и большего я и правда не прошу. Да мне и не надо.
У меня правда есть парень, точнее человек, с которым мы вместе спим, потому как естественные потребности никто не отменял. У нас вполне симбиотический союз: Алекс работает с утра до ночи, поэтому времени на то, чтобы заводить отношения да и просто сходить в ночной клуб снять кого-то у него нет; а мне в свою очередь не нужны в жизни лишние напоминания о ком-то еще, кроме номера в адресной книге и пачке презервативов в кармане.
Было бы чудесно, если бы и деловые встречи я мог проводить заочно и "безопасно".
На самом деле, я не это хотел сказать. На самом-то деле, я просто упражняюсь в чистописании, так что какая в сущности разница, о чем говорить.
Мне 35 лет, я живу в Глазго. Я пишу книги. То есть пишу-то я все, что придется - начиная с записей в ежедневнике и заканчивая не пресловутыми статейками в местные журналы о культурном наследии нации. Но самоцелью считаю все то, что обычно стоит в неспециализированных магазинах под вывеской "современная проза", "беллетристика" (чем-то надо жить) и очень здорово, если еще и "современная проза иностранных писателей". Тем не менее не каждому дано быть Дэном Брауном или Джоан Роулинг, впрочем не особенно хочется. Я с какого-то момента своей жизни вообще понял, что перегрузка сюжета избыточна до тошноты. Либо я, конечно, обленился до такой степени, что скоро банально обнищаю, потому что мой бумажный шлак никакие издательства принимать больше не будут, даже безвестный и сирый Arch. Об этом говорит, например, то, что через пару часов мне надо встретиться с редактором одного журнала. Редактор хочет, чтобы я вел у них колонку. Я даже не знаю о чем должна быть эта колонка, но, думаю, в любом случае писать я туда буду одно и то же. Предложений издаваться мне на голову особо не сыплется, мы оба с ним это знаем, так что вероятность того, что выжимать меня будут по полной пропорциональна метросексуальности этого самого редактора. Зовут его, кстати, Сэмуэль Буковский. Нет, не как Чарльз Буковски, а как тот русский диссидент то ли писатель, то ли нейрофизиолог.
Мне действительно странно писать сейчас о себе, потому что меня в жизни все вполне устраивает. Я не пишу о себе, не потому что боюсь сглазить, а просто потому что хочу оставить мою муторность своей собственной.
Я живу довольно далеко, в южном районе, от Клайд, у меня нет машины, у меня нет друзей, и в связи с этим я располагаю невероятным количеством времени, чтобы заниматься собственным просветительством. Я могу каждую неделю ходить на ночные показы, могу валяться дома весь день и читать, не мыть голову, не стирать носки и мне не надо будет беспокоиться о том, что за последние сутки мне никто не позвонил. Меня не смущает ходить на концерты в одиночку, так же, как не смущает в одиночку пить. Ведь по сути если посмотреть на всю нашу социальную структуру, то она просто создана для того, чтобы тебе было комфортно в полном одиночестве. Как там говорила Тетчер, что общества нет? Впрочем, она-то говорила о другом. Но на самом деле, если подумать, раньше на ступеньке выше борделей были танцевальные залы, где вечер можно было провести с симпатичной девушкой, предварительно купив билет на танец с ней. Сейчас анонимность у нас зашкаливает - ночные клубы, концерты, фестивали - какая разница, кого ты там встретишь, все равно никогда не запомнишь в лицо. Или, к примеру, все эти торговые центры, куда ехать хотя бы вдвоем - уже наказание, толпа в любом случае создает видимость причастности к чему-то, но на самом деле одному там быть проще. Впрочем, точно так же одному лучше сходить в продуктовый, в парикмахерскую или к портному. Даже сиденья в поездах ныне делают такими узкими, что поместиться в них можно только если принадлежишь к определенной весовой категории.
Интересно, люди действительно не замечают, насколько непоследовательно я пишу и говорю, или просто вроде как не хотят меня обидеть своими ремарками.
Я веду к тому, что если ты по-настоящему научился быть один, это истинное благословение. Если в один прекрасный момент ты можешь сказать, что все, что копится у тебя внутри, твои собственные внутренние разногласия и закопченные мысли, не нуждаются в изливании в чужие головы, значит, ты почти счастлив. Ну или хотя бы находишься более-менее в гармонии с самим с собой. Когда пропадает вся эта зудящая потребность в компанействе, в дружественности, в совместном времяпровождении, ты просто опираешься на собственную самодостаточность, в той мере, в какой она есть.
И да, я могу сказать, что научился жить сам с собой, и большего я и правда не прошу. Да мне и не надо.
У меня правда есть парень, точнее человек, с которым мы вместе спим, потому как естественные потребности никто не отменял. У нас вполне симбиотический союз: Алекс работает с утра до ночи, поэтому времени на то, чтобы заводить отношения да и просто сходить в ночной клуб снять кого-то у него нет; а мне в свою очередь не нужны в жизни лишние напоминания о ком-то еще, кроме номера в адресной книге и пачке презервативов в кармане.
Было бы чудесно, если бы и деловые встречи я мог проводить заочно и "безопасно".