а еще я совершенно не умею делать главы равномерными по объему
Clap Hands, Here Comes Charlie
Эрик/Чарльз
Эрик/Чарльз
part 2
part 2
Единственное, чем была похожа новая квартира Эрика на квартиру Чарльза Ксавье под ним — это планировкой. В остальном, едва ли можно было найти два более непохожих друг на друга места.
Новоиспеченное жилище Эрика Леншерра было просто завалено бесполезными вещами. Стулья и кресла стояли едва ни шеренгами, разномастные и по большей части облезлые — ветераны какой-то другой жизни. По половине из них плакала помойка, по другой — реставрационная мастерская, но несмотря на эту необоснованную вульгарную пестроту, у этого места совершенно точно был свой характер. Эрику это нравилось.
В гостиной стоял небольшой телевизор, завешенный плотной тряпкой. Быстрая инспекция показала, что он не работал — этот факт заставил Эрика склониться к мысли, что предыдущие владельцы явно страдали чем-то вроде мании собирательства.
В спальне было два небольших окна (почти, но не совсем напротив большой двуспальной кровати), выходивших на пожарную лестницу, наполовину пустующий книжный шкаф, а в дальнем углу — письменный стол с телефоном и печатной машинкой, убранной в пластмассовую коробку.
Эрик присел за стол, не торопясь попивая кофе, которым его снабдил Ксавье, и провел пальцами по крышке коробки, собирая подушечками пушистую серую пену пыли, потом убрал руку и, не касаясь замка, открыл его и откинул крышку назад. Машинка была довольно старая, одна из тех поздних послевоенных моделей Оливетти, с закругленными кнопками, чтобы маникюр не мешал машинисткам печатать. Когда-то весь Детройт был завешен их чертовыми рекламами, и каждый раз, не торопясь возвращаться с очередной смены на фордовском заводе в свою одинокую пустую комнату в доме его тетки Кармелы, Эрик устало брел домой, долго разглядывая рекламные щиты.
Эрик заглянул в свою уже наполовину пустую чашку кофе, нахмурился и решил еще раз позвонить Эмме Фрост (благо в одиночестве он мог пользоваться своими силами как угодно и сколько угодно). В трубке бесконечно длинные гудки все так же неутомимо сменяли друг друга.
Раздраженно повесив трубку и отставив теперь уже едва теплую чашку в сторону, Эрик вернулся к одному из своих чемоданов и достал оттуда несколько кожаных, плотно набитых папок. В одной из них была пачка писчей белой бумаги, которая тут же перекочевала на письменный стол, остальные папки были аккуратно сложены в верхний ящик стола.
Эрик никогда в жизни не хотел быть писателем. Наверное, потому что он в общем-то всегда был человеком практичным. В 10 лет его сбивчивые, всегда превышавшие установленный лимит слов эссе почему-то всегда нравились его матери. Потом, в течение последовавших 10 лет, он попеременно пытался восстановить хоть какой-то порядок в своей жизни, надеялся на возможность спокойствия, работал везде, где только мог, и исписывал тетради терзавшими его мозг полуночными рассказами, перечитывал, выбрасывал и однажды попытался жениться. Но раздумывать над тем, чтобы зарабатывать своей писаниной себе на жизнь, Эрику в голову никогда не приходило. А потом, в один «прекрасны» день, в его жизни появилась новая (старая) цель, единовременно выдворив из его головы все остальные.
Эрик заправил чистый лист бумаги в машинку, перевел каретку и легко провел пальцами по череде букв, словно по клавиша фортепиано. Выбравшись из-за стола, он направился к плащу, перекинутому через спинку одного из стульев, выудил из кармана пачку сигарет и спички.
Судя по виду за окном, ливень сменился косой моросью, и, хотя солнце пока только намекало на возможность выбраться из-за намазанных на небо ровным слоем облаков, день, кажется, обещал быть совсем неплохим. Эрик высунулся из окна, сжимая в зубах сигарету, глубоко вдохнул утренний весенний Нью Йорк и... начал печатать. Возможно, на самом-то деле, Эрик так любил заниматься писательством именно из-за этого. Чувствовать и нажимать клавиши пишущей машинки, используя только свою силу, невероятно успокаивало.
Впрочем, Эрик не успел закончить и первое слово, потому что по улице по направлению к его дому прокатился белый, отливающий розовато-фиолетовым перламутром шевроле корвет с поднятой крышей, а это могло означать только одно: Эмма Фрост не брала трубку, потому что в тот момент была уже на пути к новому месту проживания Эрика.
***
Выражение на лице Фрост, когда она поднялась и стала рассматривать квартиру Эрика изнутри, было наполовину любопытствующим, наполовину брезгливым. Она несколько раз резко вдохнула, едва заметно раздувая ноздри, видимо, пытаясь проверить, не живут ли в этом месте вместе с отвратительной мебелью еще и отвратительные запахи. И, удостоверившись, что дышать тут можно без вреда для здоровья и обоняния, растянула губы в улыбке, чуть склонила голову набок и сказала вместо приветствия:
- Тебе бы не помешали услуги декоратора, дорогой.
- Здравствуй, Эмма, - Эрик едва не скрипнул зубами. Эта женщина доводила его порой едва ли не до исступления, одной своей манерой улыбаться так, будто она знала о тебе гораздо больше, чем ты мог себе представить. Она одевалась в идеально белые, туго облегающие каждый изгиб ее тела платья, так что иногда слишком сильно напоминала эти картинки с полуголыми женщинами из календарей, выпускавшихся во время войны на радость одиноким солдатам на передовой.
Эмма тем временем оглядела всю мебель в комнате, выбрав наиболее соответствующее ее вкусу из всего имеющегося разнообразия кресло, присела на него, передернув плечами и на мгновение скривившись, потом достала из сумочки серебряный портсигар и вытащила из него сигарету.
- Надо сказать, твой визит для меня весьма неожиданный, - продолжил Эрик, скрестив руки на груди.
Поскольку Эрик не выказывал никаких признаков того, что собирается предложить ей спички или зажигалку, Эмма закатила глаза и достала свою собственную.
- Я подумала, зачем откладывать? Я знала твой новый адрес, и что ты въезжаешь сюда сегодня, поэтому... приехала чтобы поздравить тебя с новосельем? - Эмма, видимо, считала себя забавной.
- Терпеть не могу, когда кто-нибудь является ко мне без приглашения. Плохие воспоминания, знаешь ли, - Эрик попытался сделать свой тон как можно более низким и угрожающим, но не переходящим в невежливое рычание.
Эмма почти мгновенно переменилась в лице, прищурилась, закинула ногу на ногу, стиснула пальцами сигарету до совершенно плоского состояния и подалась вперед:
- Послушай, сладенький, если ты думаешь, что меня веселит вся эта ситуация, то ты сильно ошибаешься. И ты слишком высокого о себе мнения, если думаешь, что одной возможности досадить тебе и лицезреть твои убогие корчи достаточно, чтобы заставить меня приехать сюда из Нью Джерси с утра пораньше.
Эрик раздраженно выдохнул, но промолчал и только кивнул.
Эмма снова откинулась на спинку кресла и стряхнула пепел прямо на пол:
- У меня новости. Хорошие или плохие — зависит от того, с какого угла на них посмотреть.
На самом деле все новости, которые обычно приносила Эмма, имели весьма двойственную натуру.
Эрик впервые увидел Эмму Фрост, когда ему было едва за 20 и он приехал в Лас Вегас, чтобы жениться на своей тогдашней подружке. Они были вместе уже черт знает сколько времени, и Магда считала, что это будет забавно — пожениться в Вегасе и там же провести что-то вроде медового месяца. Или хотя бы недели.
Поначалу Эрик принял Фрост то ли за проститутку, то ли за стриптизершу, на самом же деле она оказалась чем-то средним — любовницей Клауса Шмитда (или Себастьяна Шоу, как он уже стал называть себя в то время). Эрик понятия не имел, как долго Фрост и Шмитд были вместе, но она совершенно точно была одним из наиболее близких его приближенных, так что когда год назад ему удалось случайно выследить ее в Нью Джерси, он крайне удивился тому, что у Эммы там была уже совершенно другая жизнь.
Эмма Фрост, как оказалось, была не просто бывшей любовницей человека, который одним выстрелом перечеркнул все, чего Эрик с матерью добивались 4 долгих, изматывающих года выживания в чужой стране, все настоящее и все будущее, которое могло бы у них быть.
Эмма Фрост была не просто бывшей любовницей Шмидта и любительницей эксгибиоционизма, у Фрост, как и Эрика, была своя необычная способность: она могла менять структуру своего тела и становиться алмазной статуей, перенимая все свойства данного материала. Очень полезный дар, но, как показала практика, при достаточной мотивации и некотором количестве усилий — не проблема для Эрика.
Еще более приятным сюрпризом оказалось то, что Фрост жаждала выпустить Шмидту кишки не меньше, чем сам Эрик. Так что, хотя большую часть времени Эрик и Эмма едва не рвали друг другу глотки, их сотрудничество было весьма плодотворным.
- Я слушаю, - ответил Эрик, чувствуя как от кончиков пальцев по всему телу разливались предвкушение и белый шум тихой злости — эти ощущение обычно шли для него бок о бок.
- Птичка принесла на хвостике, что Шоу в последнее время излишне склонен к паранойе. В ближайшее время он собирается переехать из своего нелепого особняка на Ривер Айланде в квартиру не так уж далеко от Ист Сайда, но ближе к центру.
Эрик нахмурился. Это было крайне своевременно, даже слишком, а поскольку Эрик не доверял совпадениям, это заставляло его застыть в ожидании.
- Один?
- Конечно, нет.
- Нам нужно больше информации. Я не собираюсь лезть туда без подготовки и без гарантий.
- Леншерр, я не собираюсь с тобой нянчиться. Я не могу упустить такую возможность, и ты, кстати, тоже. Если ты не готов, почему бы тебе не пойти и не поплакаться своей мамочке в юбку. Оу, прости, я совсем забыла, ее же пристрелили, - Фрост соответствовала сейчас своей фамилии как никогда.
Предвкушение почти моментально испарилось, зато белый шум тихой злости в Эрике сменился не менее настойчивой какофонией ярости и презрения. В кресле, на котором сидела Эмма, кроме нескольких гвоздей, металла не было (ну конечно), но это не помешало ближайшему куску железа обвиться вокруг ее рук и шеи.
Эмма тут же приняла алмазную форму и прошипела:
- Леншшерр. Мне плевать на твои чувства и на твою праведную месть. Но если ты медлишь — нам с тобой не по пути.
Эрик сжал кулаки и освободил Фрост от импровизированных оков. После этого кивнул и почувствовал, как его легкие наполняются ощущением предназначения, будто теплым податливым металлом, медленно и неотвратимо заполняя трахею и каждый бронх.
- Нам по пути.
***
После краткой и натянутой дискуссии об общих планах (вариантах наблюдения и, собственно, устранения цели), Фрост уехала. Эрик, в свою очередь, разобрал чемоданы и наведался в ближайший магазин за предметами первой необходимости — по большей части консервами, сигаретами и выпивкой.
Вечером в квартире снизу начали проявляться признаки жизни, которые не то чтобы сильно отвлекали, но сказать, что не раздражали было бы чудовищной ложью: часов в 8 заиграл проигрыватель, каждые 10 минут его переключали на The Twist Чабби Чекера (будто она и так постоянно не звучала из каждого второго радиоприемника), потом сменяли пластинками Луи Армстронга или Элвиса Пресли, но обычно надолго их не хватало, через какое-то время топот и ворох голосов стал перекрывать музыку, так что громкость увеличили.
Эрику в жизни доводилось перебиваться в крайне разнообразных местах: однокомнатных клоповниках, полумафиозных кварталах, где никто не запирал входные двери, просто потому, что это было бесполезно, мотелях на заправках, европейских дорогих отелях, в которые он зачастил после того, как перекрыл парочку незаконных банковских счетов Шмидта. Поэтому шум и вечеринки у соседей едва ли доставляли ему беспокойство. Теоретически.
Ближе к полуночи, Эрик принял душ и, завернувшись в темно-синий махровый халат, выудил из кармана брюк пулю, которую всегда носил с собой. Потом присел на кровать, оперся спиной на изголовье, вытянул ноги перед собой и стал медленно перебирать пулю между пальцами. Напротив него, на прибитой заранее днем за одной из штор фанерной доске, красовались карта мира с отметками, последние и наиболее релевантные вырезки из газет, записки и фотографии, которые Эрик собрал за все свои годы охоты за Шмидтом.
Клавиши печатной машинки в углу застучали будто сами по себе, потому как Эрик не помнил, чтобы тянулся к ним своими нематериально-метафорическими пальцами.
***
Эрик не смог бы с точностью сказать, сколько времени он просидел, глядя на стену перед собой, слушая бесконечный поток ударов букв о бумагу, но, видимо, не слишком долго, потому как волосы у него были все еще мокрые в тот момент, когда к нему в окно постучали.
Эрик мгновенно сжал пулю в кулаке и едва успел незаметно дернуть металлические петли шторы в сторону доски.
На пожарной лестнице за окном, улыбаясь, стоял Чарльз и бодро махал через стекло рукой (кажется, ничего не заподозрив). Когда Эрик его заметил и приподнял правый уголок губ в неком подобии улыбки, Чарльз поднял раму окна и довольно бесцеремонно залез к Эрику в комнату.
- Эрик, друг мой, прошу прощения за вторжение, надеюсь, я никак не обижу вас, но эта глупая вечеринка совершенно вышла из-под контроля. Мне не давали даже протиснуться к входной двери, так что я закрылся в ванной, вылез на пожарную лестницу, и подумал, почему бы не нанести вам визит, - Чарльз улыбался, невероятно довольный собой, и поправлял узкий жилет.
- Все в порядке, - ответил Эрик, удивляясь самому себе, но не в состоянии сейчас особо глубоко анализировать собственные неожиданные действия.
Глаза Чарльза Ксавье блестели влажными, нетрезвыми бликами, и Эрик вдруг заметил, что эти глаза возмутительно синие.
Чарльз оглядел комнату, но в конце концов снова остановил взгляд на Эрике:
- Вы не поделитесь со мной сигаретой? Мои, как нетрудно догадаться, остались внизу.
Эрик кивнул, нащупал на прикроватной тумбочке пачку, и они вытащили себе по одной сигарете. Ксавье забрался с ногами на стул напротив письменного стола, глубоко затянулся, прикрывая глаза, сложил свои порнографические красные губы в трубочку и выдохнул. Потом столкнулся взглядом с непочатой бутылкой виски на столе и спросил, обводя пальцем горлышко:
- Вы не против, если я налью себе выпить? - рядом с бутылкой как раз стоял пустой стакан, который Эрик изначально приготовил для себя.
- Ни в чем себе не отказывайте, - скептически усмехнулся Эрик в ответ, улыбаясь и при этом продолжая стискивать зубами свою сигарету.
Чарльз поспешно и весьма профессионально плеснул в стакан виски на два пальца и сделал два маленьких глотка, один за другим.
- Друг мой, вы не против, если мы перейдем на ты? Честно говоря, мне весьма не терпится с вами подружиться, потому как со всеми остальными жильцами этого дома у меня несколько натянутые отношения. Особенно с мистером Януоши, с пятого этажа. Возможно, это из-за всех этих вечеринок, - Чарльз задумчиво уставился вдаль, - или потому что я постоянно звоню ему в домофон, когда теряю ключи. В какой-то момент я перестал делать себе дубликаты вообще. В общем, поскольку я хочу, чтобы вы были моим новым любимым соседом, первым шагом к этому совершенно точно является переход на «ты», - под конец этой небольшой речи, взгляд Чарльза был снова плотно приклеен к Эрику.
Эрик, в свою очередь только пожал плечами.
- Как я уже сказал, ни в чем себе не отказывай, Чарльз.
- Чудесно! - лицо Ксавье расцвело легким, довольным румянцем, доставая своими лепестками до самых кончиков ушей. - Эрик, расскажи мне, чем же ты занимаешься в жизни?
«Охочусь на одного нацистского садиста, по пути избавляясь от его бывших подельников», - было у Эрика на кончике языка. Вероятно, даже если бы он озвучил это, скорее всего Чарльз бы просто отсмеялся и потребовал серьезного ответа. Вместо этого Эрик сказал, пожалуй, самую странную вещь на свете:
- Я писатель. Точнее, я начал новую жизнь и хочу теперь зарабатывать этим себе на хлеб.
Чарльз осторожно покосился на пишущую машинку и снова глубоко затянулся, втягивая щеки:
- В твоей печатной машинке нет ленты, но заправлена бумага. Как странно, - он осторожно и как-то «знающе» улыбнулся.
Эрик неопределенно и несколько удивленно хмыкнул. Черт возьми, это означало, что все 200 слов, крутившиеся в его голове до этого, пропали зря.
- Значит, писатель. Ты случайно не из битников? Моя сестра постоянно общается с этими писателями битниками, носит берет даже летом. И постоянно где-то то ли бастует, то ли протестует, - тон Ксавье вдруг приобрел какую-то тоскливую ноту. - Против всего подряд. Иногда я завидую ее смелости. Но ты, Эрик, совсем не похож на битника, - удивительно, но под конец фразы от тоски и какого-то смутного желания неясно чего в его голосе не осталось и следа.
Эрик хохотнул и выдохнул в ответ:
- Нет, я совершенно точно не битник.
- Но хороший писатель? - Чарльз вытянул ноги и долил еще виски во весьма внезапно опустевший стакан.
- Не знаю, думаю, это не мне решать.
- Дашь мне почитать что-нибудь? - на удивление, Чарльз не стал опрокидывать новую порцию алкоголя в себя, но затушил сигарету в стоявшей на столе пепельнице, одной рукой схватил бутылку за горлышко, в другой стиснул граненый бокал и направился к кровати.
- Возможно, - задумчиво промычал Эрик, не сводя с него взгляда, и удивленно поднял брови.
Чарльз беззастенчиво забрался на кровать рядом с Эриком и протянул ему бокал, обворожительно улыбаясь:
- Ловлю тебя на слове, друг мой.
***
Следующие несколько часов Эрик провел сидя на кровати со своим соседом, слушая его рассказы о своей нелегкой жизни в центре внимания на каждой вечеринке, о том, с какими писателями он был знаком, и что, если Эрик хочет напечататься, то у него есть немало контактов с этой среде.
Несмотря на то, что Чарльз казался местами весьма самовлюбленным болтуном, слушать его рассказы о себе и иногда о его сестре доставляло Эрику какое-то необъяснимое благодушное удовольствие. У Ксавье была прекрасная дикция даже после поглощения нескольких бокалов виски (и это было только при Эрике, черт знает, сколько он выпил до этого) и располагающий интеллигентный акцент. Он легко улыбался и делился неловкими смешными историями о себе, от него приятно пахло свежим сладким одеколоном, блеск в его глазах даже и не думал униматься, и он говорил так много и так «обо всем», что постоянно перебивал самого себя, нагромождая одну тему на другую.
Они делили один стакан виски на двоих, и Эрик поймал себя на том, что за один этот вечер он криво улыбался и выдыхал смешки чаще, чем за несколько предыдущих лет.
- Ты только представь, они принесли мне только что вышедшую пластинку Эллы Фитцджеральд в подарок. Она называется «Clap Hands, Here Comes Charlie!». Я не буду врать, мне это весьма лестно, но за весь вечер они так и не дали мне ее послушать. Этот чертов Твист будто повредил им всем мозги.
- Я тебя прекрасно опнимаю, - Эрик курил сигареты одну за другой, но из-за все еще открытого окна дым не задерживался и в комнате наоборот было довольно свежо.
- Чарли то, Чарли это. Если уж все решили внезапно отпраздновать факт того, что все зовут меня Чарли... - Чарльз остановился, фыркнул и сбил пепел прямо в стакан с виски, ни на минуту не останавливаясь в своих жестах, и даже не обращая на это внимание. - Нам стоит договориться с тобой о бартерной системе. Ты одолжишь мне свои машинку, у меня столько материала, который хорошо бы перепечатать...
- Почему ты тогда до сих пор не купил себе свою собственную? - перебил Эрик, просто любопытствуя.
Чарльз неопределенно пожал плечами:
- Ну знаешь... то нет времени, то не хватает денег, да и вообще я привык все записывать от руки. Так вот, а я взамен буду давать тебе свой проигрыватель, на котором ты сможешь слушать «Clap Hands, Here Comes Charlie!».
- Тебе не кажется, что эта бартерная система работает по большей части в твою сторону?
Ксавье только шире улыбнулся. А потом вдруг внезапно спохватился, ойкнул и посмотрел в стакан:
- Черт возьми, я стряхнул сюда пепел. Прости, Эрик, я испортил порцию прекрасного виски.
- Да, я заметил, - Эрик ухмыльнулся.
Чарльз прищурился:
- Ты все видел, но не сказал мне. А если бы я это выпил? Ты ужасный человек, Эрик.
Эрик выдохнул, и, должно быть, это все алкоголь, но почему-то он внезапно понял, что просто обязан был спросить:
- Все называют тебя Чарли?
Чарльз кивнул, вопросительно приподнимая одну бровь.
- Тогда почему ты сказал мне сегодня утром, чтобы я называл тебя Чарльз?
Наверное, сказать это было не самой мудрой мыслью, потому как приятельская атмосфера вокруг них вдруг затрещала по швам статическим электричеством. Чарльз вдруг как-то необъяснимо изменился, будто немного протрезвел, или просто посерьезнел; перевел взгляд своих до ужаса честных и ищущих глаз на Эрика и ответил, несколько тише, чем говорил до этого.
- Но Эрик, ты же не все. Ты совсем не такой, как все.
Эрик сглотнул, потому что разговор в одно мгновение стал для него в определенном смысле... неудобным. Он вдруг вспомнил, что вообще-то одет в один единственный халат, весьма открытый на груди, что он сидит на кровати рядом с молодым мужчиной, что они оба слишком много выпили. К тому же то, как Чарльз иногда, словно неосознанно, скользил взглядом к его губам, заставляло Эрика задуматься.
Но Чарльз и на этот раз его удивил. Он облизал губы и продолжил:
- Друг мой, я не хочу чтобы бы подумал, что я лезу не в свое дело, туда, где мне совсем не рады, но, видимо, сейчас я уже достаточно пьян, чтобы сказать это. Когда я постучался к тебе в окно, ты перебирал в пальцами какой-то металлический предмет. Точнее, он просто парил между твоими пальцами, наверное, ты даже не заметил...
Эрик едва удержал себя, чтобы не дернуться. Чарльз тут же коснулся кончиками пальцев его локтя и продолжил.
- Эрик, - Ксавье выдохнул, будто готовясь к прыжку с трамплина или к целой стопке водки. - Я такой же, как ты.
Эрик помолчал с полминуты, сжимая и разжимая пальцы. Нужно было срочно придумывать план отхода, но его расслабленный мозг едва слушался его.
- Что ты имеешь в виду? - спросил Эрик внезапно хриплым голосом и в туже секунду понял, что, когда Чарльз Ксавье произносил свою последнюю фразу, его губы не двигались.
Эрик приоткрыл рот, но не нашелся, чем ответить.
Чарльз опустился со своего полусидячего положения и лег на бок, одной рукой зарываясь под подушку, а второй придерживая стоящий прямо на одеяле бокал с испорченным виски.
- Ты не очень-то разговорчивый человек, насколько я успел заметить, - подал наконец голос Чарльз. - Я никогда не встречал никого с таким поразительным разумом, как твой. Прости меня, друг мой, я не слишком хорошо умею бороться с соблазнами. Я не смог устоять, и я... побывал у тебя в голове. Что-то вроде того. Я не посмел зайти слишком глубоко, но все равно узнал непростительно много.
Эрику совершенно точно не хотелось сейчас знать, насколько много.
- Ты болтаешь за двоих, Чарльз, - ответил Эрик плоским тоном.
- Если хочешь, я буду больше молчать, - Чарльз водил пальцами по граням бокала.
- Нет, не надо. Так значит, ты... - Эрик попытался подобрать правильное слово.
- Телепат, - закончил вместо него Чарльз и неуверенно, но немыслимо правильно улыбнулся.
***
Эрик так и не понял, в какой момент он умудрился заснуть, несмотря на то, что рядом с ним в постели был незнакомый человек, несмотря на нервы и напряжение в связи с признанием Чарльза.
В любом случае, во сне он видел все те же кадры, что и всегда: Шмитд, направляющий вальтер в сторону Эди Леншерр, полупустой топливный склад, тишина, эхом отдающая вокруг, раз-два-три, и Эрик, кричащий, бегущий, тщетно пытающийся дотянуться до своей неясной, непознанной силы. А потом еще пять выстрелов, и на том месте, где в жизни Эрик потерял сознание, он просыпается.
Чарльз сидел невообразимо близко, нависал над Эриком и держался за его локоть, его глаза блестели, мягкие и осторожные.
- О, Эрик... - прозвучало тихо и жалостливо, и Эрик ненавидел это, ненавидел больше всего на свете. Почти больше, чем Клауса Шмидта.
Чарльз коснулся пальцами его виска и добавил:
- Все в порядке, сейчас ты заснешь, и этой ночью у тебя больше не будет кошмаров.
«Не изображай из себя гипнотизера», - пронеслось у Эрика в голове.
Краем глаза он заметил, как Ксавье слабо улыбнулся и поднялся с кровати, прихватив с собой стакан.
Еще не светало, но небо на окном уже светлело, и последнее, что увидел Эрик перед тем как совершенно неожиданно провалиться в густой, упругий сон, была фигура Чарльза, выливавшего остатки виски в стоявший на окне горшок с цветком.