@темы: fuck yeah sherlock

---

@темы: fuck yeah sherlock, благословение пачки огурцов, freeman fell out of his freeway

---

мне снился прекрасный сексуальный Чак Басс, почемуу я проснулась...

---

---

@темы: gossip bitch, i want

---

если чо, чуваки, я просто западаю на платья)))

@темы: gossip bitch, i want

---

@темы: gossip bitch, i want

---

@темы: gossip bitch

---

i'd so DO YOU, dear

@темы: gossip bitch

---

DAMN MY JAM

@темы: fuck yeah sherlock

---

@темы: i want

---

Было бы так круто, если б Маню не вопила там на фоне. Прости Маню, но будем реалистами - ты бездарность по всем фронтам.

Box Codax "Sandy Moffat" from Leroy Hanghofer on Vimeo.

@темы: ff

---

Алекс, ну ты настолько гей. Ну круче признаться уже невозможно.

И мне так жаль, из-за Ника, честно. Truly.

@темы: ff

---

@темы: gossip bitch

---

01.03.2011 в 12:05

Пишет  searchingforjoe:

Benedict means "blessed".

@темы: благословение пачки огурцов

---

Вокруг пусто. Нет ни службы, ни свадебной церемонии, и я сначала было думаю, что ошибся местом, или временем, или числом. На выходе из зала я почти спотыкаюсь о довольно низкорослого священника со слегка вьющейся бородой, которая кажется единым куском ваты вместе с головой и не двигается и не дергается в принципе, и уточняю у него, действительно ли это церковь Святого Николая. Это она. Но никакой брачной церемонии сегодня, да и в ближайшие дни, здесь не намечается.

Честно говоря, я даже не успеваю ничего подумать по этому поводу. У меня просто не остается на это сил, так что я присаживаюсь на одну из лавочек поближе к выходу и смотрю на распятие и на алтарь.

- Почему этот алтарь такой странный... - как-то необдуманно бормочу я себе под нос, и меня вдруг поправляют:

- Иконостас, - это Алекс.

остаток

Я оборачиваюсь на голос и только сейчас замечаю его стоящим у дальней колонны. Видимо, до этого он стоял там в тени, а теперь направляется ко мне. Я хочу спросить у него "какого черта ты здесь делаешь", но это ведь было его приглашение, так что тут только он вправе бросаться такими фразами. Поэтому я отворачиваюсь от него и снова смотрю на распятие, а он садится рядом на церковную скамью.

Я понятия не имею, как начать этот разговор. Хотя в первую очередь, я понятия не имею, что тут вообще происходит.

- Давно я не был в церкви, если честно. Моя бабуля по этому поводу бы очень расстроилась, - наконец нарушает тишину Капранос, откидываясь на твердую точеную спинку скамьи.

Я продолжаю молчать, потому как о церкви я едва ли могу поддерживать разговор. Собственно, я даже не уверен, верю ли я в Бога.

- Ник? - Алекс касается пальцами моего локтя, но я не в оцепенении или задумчивости, я слушаю его более чем внимательно.

- Тут совсем не так, как я помню... То есть я вообще не помню, когда последний раз был в церкви, но тут как-то совсем... не знаю...

- Я полагаю, ты просто никогда не был в православной церкви, - отвечает Алекс, и я вдруг понимаю всю уместность такого дорогого золотого убранства. - Меня когда-то давно крестили в очень похожей, только она была раза в два меньше.

Боковым зрением зрением я вижу, как он запрокидывает голову, глядя высоко под купол.

- Меня крестили в лютеранской, но мне вроде как все равно, - отвечаю я, поворачиваясь к нему лицом.

- Тогда все ясно... - он закрывает глаза, и конец его реплики как будто рассеивается в воздухе.

Какое-то время мы продолжаем сидеть молча, но в итоге я не выдерживаю и бросаю к его ногам ту самую фразу:

- Я думал, тут будет свадьба твоего... друга.

- Джейми? - Капранос приоткрывает один глаз и преспокойно косит им в мою сторону. - Ну, как видишь, ее здесь нет.

Я не удостаиваю его вокальным "почему?", только продолжаю напряженно смотреть на него, так что он всплескивает руками и поворачивается ко мне лицом полностью.

- Нет здесь никакой свадьбы, Ник, и не должно было быть.

- Так и где же... ну, Джейми?

Так странно, что он не злится, а меня не ест совесть по поводу того, что я вообще сюда приехал. По приглашению, которое предназначалось ему.

Алекс пожимает плечами:

- Понятия не имею. Наверное, готовиться зажигать в каком-нибудь очередном гей-клубе Кардиффа сегодня ночью, - совершенно невозмутимо отвечает мне мой зеленоглазый друг, рассматривая свои ногти.

- Ты же сказал, что он остепенился и бросил всю эту педерастическую дурь. Алекс, какого черта? А что это за... - я запускаю руку во внутренний карман куртки, шарюсь там и наконец выуживаю бежевый конверт, - приглашение тогда?

Алекс поднимает на меня глаза и говорит:

- Нет никакого приглашения, Ник.

- Как это нет, когда я его в руках дер...

- Ник, я его на работе напечатал, на цветном принтере.

В ответ у меня получается только молчать и выглядеть ошарашенным, потому как все что происходит, быстро и бесповоротно выбивает меня из колеи.

- Не смотри так на меня, Никки, ладно? Хотя, надо сказать, я до последнего сомневался, что ты все-таки приедешь сюда.

- Я сам не знаю, зачем это сделал... - глухо бурчу я себе под нос и чувствую, как невероятно тяжело у меня на душе.

- Зато я знаю. По крайне мере мне очень хочется на это надеяться. Хочешь я тебе исповедаюсь, раз уж мы в церкви?

- На кой мне твоя исповедь.

- Я наврал тебе про свадьбу и спровоцировал сюда приехать. И Сэма я попросил сделать все то, что он сделал.

Мне становится тошно.

Я не могу сказать, что в моей голове, все встает на свои места. Оно внезапно щелкает открывающимся замком, но только из сундука на меня вываливается гора вопросов и неприкрытой злости, так что я хватаю Алекса за запястье, стискивая как можно сильнее, и тихо рычу ему в лицо:

- В какие к черту игры ты тут играешь, твою мать?

- Не сквернословь в Доме Божьем, - отвечает мне Алекс, ухмыляясь, ловко, но безрезультатно отцепляя мои пальцы от своей руки.

- Блядь. То есть, черт. Да какого ж... Алекс, - наверное, выгляжу я очень странно, а вся моя горечь вдруг так же внезапно просачивается сквозь землю, как и появилась из воздуха минуту назад, и я уже не чувствую жгучего желания придушить эту сволочь.

А Алекс вдруг съедает с губ улыбку и становится намного старше - в один миг:

- Я понял, не волнуйся. Просто так надо было. Чтобы ты сейчас был именно здесь, такой как есть, чтобы мы могли поговорить и чтобы это дало хотя бы какой-то результат. Ты понимаешь?

- Нет.

- Ник, ты сам все понимаешь. Ты живешь, как в клетке, весьма непривлекательной. Ты не можешь жить так вечно.

- Не читай мне нотации, Капранос, и не учи меня жить, - единственное чего я хочу сейчас, так это чтобы он перестал нести этот бред. Потому что хуже всего то, что он прав, и что я действительно устал.

- Просто помолчи, ладно? Мы с тобой вместе три года. И я никогда не знал, каким ты был до этого. Только не думай, что я пытаюсь тебя изменить. Я просто хочу... Невозможно всегда быть одному, так, как ты. И ты прекрасно знаешь, что все это между нами назревало уже давно. Я всего лишь наконец это озвучиваю.

- Я не хочу быть таким, как раньше, - я закрываю лицо руками и думаю, как мне можно от всего этого отключиться, только ведь уже слишком поздно, теперь надо что-то делать.

- Ник, послушай...

- Нет, это ты послушай! - эхо моего выкрика разносится вокруг, и я вспоминаю, где я, и что здесь так делать нельзя. - Ты не понимаешь. Я помню, почему, что и как изменилось. И почему я - это я. И я не хочу обратно, пойми же ты наконец.

- Это не значит, что ты...

- Знаешь, это как нестись с горы на велосипеде без тормозов. Сначала это невероятно и хорошо, ветер в лицо и смазанный мир метрами в секунду, но только чем дальше, тем быстрее, и остановиться ты уже не можешь, и становится просто нечеловечески страшно и приводит это к одному. И все эти люди, и все эти места, и все одно за одним, а утром ты видишь в зеркале бесполезную пустую шлюху.

- Ник... Я понимаю. Допустим. Ехал ты на этом чертовом велосипеде, и не было у тебя возможности затормозить. В итоге ты врезался, скажем, упал, сломал себе все, что возможно. Оказался в больнице в коме. Затяжной такой коме. Понимаешь? Ты сейчас в коме. И вокруг тебя нет людей, никого нет, ты один, ты эмоционально заморожен, только родственники не отключают от аппарата поддержки дыхания, потому как вроде не смеют, не решаются. И только я у тебя там, один медбрат, обтираю мокрой тряпочкой и меняю судно.

- Ты только что сравнил секс с испражнением... - уныло усмехаюсь я, пока Алекс все пытается найти предлог, чтобы взять меня за руку.

- Я сравнил секс с естественной потребностью.

- Люди не выходят из комы просто так, по заказу. Я не хочу, Алекс. И не могу. Я не хочу, чтобы было так, как раньше.

- А никто и не говорит, что ты даже сможешь так, как раньше. Черт знает, что будет у тебя с телом, после того как ты очнешься. Может быть, кости так и не срастутся правильно, или ноги будут парализованы, хотя, конечно, не приведи Господь. И к черту эти долбаные метафоры. Смысл в том, что ты не сможешь так, как раньше. Но этого и не надо, просто... выйди из комы, блядь. Чертов писатель со своими чертовыми фигурами речи.

Все, что происходит, кажется, затерялось где-то в центре вселенной. Я ничего не понимаю, но это не новость, я вообще, кажется, мало что знаю о жизни. Просто это так странно сидеть с ним в почти пустой церкви, говорить о таких бесполезных вещах, и он наконец находит мою руку своей.

- Я так и не понял, когда в твоей жизни появилось время для личной жизни, - только и говорю я в ответ.

- Оно всегда было.

- Ах да, ты же спишь со своей секретаршей, я совсем забыл, - я непроизвольно сжимаю руку в кулак.

- Ник, я гей. Я не сплю с женщинами. Единственный раз у меня был секс с женщиной, когда мне было девятнадцать, я работал в одном мелком ресторане и су-шеф лишила меня девственности на полу в кладовке со скатертями.

- Я, кажется, разучился понимать, когда люди врут, а когда говорят правду.

- Я не вру тебе. Не сейчас. Не здесь и не сейчас. Я вообще не хочу тебе врать.

У меня снова нет слов, у него снова нет ответов на мои вопросы, поэтому какое-то время мы опять сидим молча. Он не выдерживает первым:

- Скажи мне, чего ты хочешь сейчас.

- О Боже, я не знаю... - я упираюсь локтями в колени и подпираю руками голову, глядя себе под ноги. - Я хочу пойти обратно в мотель, в свой номер, который я снял неподалеку, и всю ночь заниматься там незабываемым сексом. Я хочу в свою квартиру в Глазго, хочу, чтобы хотя бы этой осенью там вовремя включили отопление, и я не мерз каждую ночь и каждое утро. Или чтобы кто-то хотя бы погрел мне носки, перед тем, как я встану, - последнее я произношу с каким-то жалким смешком.

Мы не сговариваясь оба выпрямляемся, поворачиваясь лицом к распятию, сидим рядом и он водит пальцами по моему колену.

- Ничего уже не изменится, - выдыхаю я в конце концов.

- Ничего, - отвечает мне Алекс. - Ничего не изменится, если ты не перестанешь вести себя, как жалкая, преданная всеми толстая школьница. Ник, ты уже давно не мальчик. Всех нас в жизни придают. Это не значит, что твоя жизнь закончилась. Я не хочу с тобой нянчится.

- Я тебя никогда и не просил, - выдыхаю я и щурюсь. Ненавижу в нем это умение забираться мне под кожу.

- Да, я, пожалуй, не так это сказал, - он сжимает пальцами мое колено почти до боли и я непроизвольно перевожу на него взгляд. - Ник.

Я понимаю.

У него в глазах что-то очень темное и очень родное. Мы с ним так сильно не похожи, почти противоположны иногда, но в тех местах, где мы соприкасаемся, нас почти невозможно разделить на две отдельные сущности. Когда я встретил его впервые, между нами только промелькнула какая-то искра, и я не знал тогда хорошо ли это было или плохо, но я точно знал, что из этого что-то должно было выйти.

Может быть, пора задуматься о том, что я наконец-то влюбился.

Я киваю, хотя мне снова тошно, я не ел почти весь день, и я очень устал, от всего на свете.

Сбоку от нас кто-то ставит перед одной из икон свечку.

fin

как долго я к этому шел
 

запись создана: 30.05.2010 в 22:25

@темы: ff, suicide brunet, ¶

---

Полдня конверт жжет мне мысли одним фактом своего существования, и я не понимаю, откуда во мне такая почти что непоколебимая решительность. Проблема в том, вероятно, что вместе с тем, что я считал, будто я сам изолирован от мира, Алекс в моих мыслях также был отрезан от всех, с кем когда-либо был близок, знаком и так далее. Отрезан, не заинтересован, отстранен. Но Алекс это не я, и он никогда не крестился в моей изысканно отчаянной религии аскетического саморазумения. Никогда не принимал присягу передо мной, положа руку на "Сто лет одиночества". В этом моя ошибка, наверное. Я все это время думал (хотя и не признавался в этом даже самому себе), что мы с ним - одни против всего мира, а на самом деле это я - один против него. И по-другому в этом мире не бывает, потому что даже умираем мы все в одиночестве.

Днем я еду в это самое местечко, театр тела, почти цирк уродов, о котором мне надо написать. С Сэмом я не контактировал, и меня это тревожит во многих смыслах. Впрочем я смею надеяться, что он поставит профессионализм выше личного интереса.

Мы пьем водку со всей труппой, после их выступления и до глубокой ночи, я не уверен, что смогу написать заметку об этом месте, потому что мало на что обращаю внимание. Единственное, что врезается мне в память - это темнота и капающая на голову артиста с потолка вода (в рамках какого-то номера).

Под утро я блюю в мусорку рядом с театром, ловлю такси, в котором впоследствии забываю куртку, добираюсь домой и падаю на диван в попытке не захлебнуться утренней головной болью.

Когда я просыпаюсь (заполдень), то обнаруживаю у себя в электронной почте подтверждение о покупке билета на поезд до Данблейна. Поезд отправляется через три часа: за это время мне надо вспомнить, когда я успел его купить, решить, ехать ли, и добраться до вокзала, если я все-таки решусь.

Друг Алекса Джеймс женится в церкви Святого Николая в Данблейне - так написано на приглашении.

Меня тошнит, но я еду на вокзал, потому что в моей жизни нет никого, кто мог бы меня остановить.

@темы: ff, suicide brunet, ¶

---

@темы: i want

---

@темы: fuck yeah sherlock

---

♛


KEEP CALM

AND

PUT THE KETTLE ON

@темы: fuck yeah sherlock